Радость Рождества, когда трудно

«Христос приходит из божественного бытия, чтобы мы могли Его убить. И это смысл Рождества». Протоиерей Павел Великанов рассуждает о том, что важного говорит нам этот праздник, когда вокруг много боли и потерь.

«Нужно копать вглубь» 

— Мы пришли к Рождеству, и в этом году дорога была, мягко скажем, очень непростой. Как у вас?

— Я думаю, для всех 2022-й стал годом, когда обострились все те напряжения, которые есть и в обществе, и в Церкви, и у каждого отдельного человека. И это замечательно, потому что кризисы помогают понять очень простую истину. Жизнь никогда не развивается линейно, она развивается через резкие движения вниз и такие же быстрые подъемы вверх. И вот, когда тебя куда-то несет, а куда — пока еще непонятно, всё это способствует пересмотру ценностей, ориентиров, какой-то ревизии своей веры.

— Что пришлось пересмотреть вам?

— В первую очередь — надежду на то, что мое поколение может на своем опыте не оказаться вовлеченным в вооруженные конфликты. 

Я с детства надеялся, что всё, о чём с очень большой болью вспоминал мой отец, бывший участником Великой Отечественной войны, пройдет мимо нашего взгляда. 

Сейчас я понимаю: наверное, есть какой-то замысел Божий в том, чтобы никакое поколение не прошло мимо предельного напряжения, которое случается именно во время вооруженных столкновений.

Пришлось пересмотреть и в целом отношение к родине, к патриотизму, отношение к тому, что значит быть православным христианином — но не в абстрактном пространстве, а будучи укорененным в конкретной земле, связанным с конкретным местом, с конкретной традицией. Какие-то вещи я стал понимать лучше, чем раньше. 

— Что вам в этом году помогало? 

— Больше всего помогала минимальная вовлеченность в СМИ. Я существенно сузил круг источников, с которыми раньше регулярно знакомился, включая и некоторые социальные сети, в которые можно заходить, но зачем. Я все это свел до минимума и стал читать художественную литературу, литературу по философии, богословию, психологии…

        

В ситуации, когда есть большая неопределенность — а мы сейчас живем именно в такой неопределенности, — надо просто копать вглубь. И если человек копает вглубь себя, своих интересов, своей профессии, я не сомневаюсь, что он приносит гораздо больше пользы, чем когда скачет по новостным вбросам и аналитикам. 

В конечном итоге всё это приводит к потере внутреннего мира. То, что раньше казалось незыблемым и устойчивым, начинает ходить ходуном, ну и в итоге кому от этого лучше? Домашним? Нет. Окружающим на работе? Тоже нет. В церкви? Тоже нет. Человек, который вышел из состояния мирного духа, будет свою немирность транслировать повсюду. Он наносит рану сам себе и потом снова и снова ее расчесывает.

— А не бегство ли это от реальности? Если не ошибаюсь, отец Лев (Жилле) перед службой прочитывал французские газеты, говоря: «Как же я могу молиться о нуждах этого мира, если я ничего о нем не знаю?» 

— Я бы не стал абсолютизировать ничей опыт. Вы же спрашиваете меня про меня. Мне не надо читать газет и заниматься интернет-серфингом, чтобы понимать, чем сейчас болит мир. 

То, что на самом деле больно, люди всегда до тебя донесут.

 Они в этом смысле выступают прекрасными аккумуляторами и фильтрами. То, что неважно, они как получили, так и отпустили. Значимые, пронзительные вещи всегда до тебя дойдут. Поэтому нет, мне проще быть вне этой информационной повестки.

«Это не твоя песочница»

— Каким смыслом в этом году для вас окрашено Рождество?

— В этом году Рождество для меня очень четко окрашено смыслом невероятной скромности. Вот то, что Христос рождается в хлеву, что Святое Семейство фактически изгои, которым нет места, вся эта кажущаяся неправильность — с точки зрения человеческой «правильности» — для Бога имеет очень большую значимость. Я легко могу себе представить какую-нибудь молодую современную девушку на месте Божией Матери: какой скандал она закатила бы своему законному супругу, если бы хотя бы в самой малой степени произошло что-то, о чем мы слышим на Рождество, — занятые гостиницы, хлев, роды…

Для нас скромность — это либо психологическая ущербность, закомплексованность, либо неярко выраженное лузерство, либо какой-то дефект личности, но никоим образом не добродетель. Но скромность как слабость видится, только когда вы сами себя воспринимаете как главного деятеля: это ваша жизнь, ваша ответственность — всё то, чему нас сегодня активно учат в том числе и разные направления в психологии.

         А вера, религия — они всё-таки о другом. Прежде всего о том, что надо иметь большое мужество впустить в свою жизнь Бога и честно признать, что Он — создатель, это Его мир, а не твой, не твоя песочница, в которой ты можешь лепить всё что хочешь. И когда человек начинает это понимать, он сразу снижает напряжение. То, что сейчас происходит в мире, — да, действительно, это совсем не то, что многие из нас хотели, чтобы происходило. И что? А ничего.

— Если это не моя песочница, значит, я могу отдать ответственность за то, что в ней происходит, кому-то другому, Богу. Это правильный подход?

— В конкретном вашем случае, с вашей жизнью — да. Собственно говоря, в этом и заключается подвиг веры: мы делегируем проблемы и решение этих проблем Богу.

Недавно я делал доклад на тему «Темная ночь души и депрессия». Изучая труды испанского мистика Иоанна Креста, я удивился, насколько глубоко он показывает смысл богооставленности. Подвижник, пройдя через очень сложный путь своих трудов, жесткой аскезы, борьбы со страстями, вдруг оказывается в ситуации, когда у него всё обрушилось.

Он ничего не переживает, не чувствует отклика Бога, не имеет никакого желания ни молиться, ни поститься, ни продолжать те труды, которые мог перед этим нести десятилетия. Он оказывается в полной ночи, ее также называют «ночь бездействия». С точки зрения психологии это выглядит как клиническая депрессия. 

Но это не депрессия, а острейший кризис, только пройдя через который человек может избавиться от своей самости.

Подвижник по мере роста его духовности неизбежно взращивает и свою духовную самость. Человек, который живет по страстям, еще не вполне себя осознал и «собрал» как личность. Это происходит только в результате подвига, следования заповедям. А дальше самое интересное… Вся его правильность, праведность становится абсолютным препятствием, чтобы войти в царство Бога. Ее надо отпустить. От нее надо избавиться. И вот наступает темная ночь души, когда всё полностью отсекается, выжигается.

Спасение — это не формат торга между человеком и Богом: я Тебе — свои труды, подвиги, самоограничение и жертвы, а Ты мне — спасение. Нет, спасение дается только даром, но только тогда, когда человек способен отказаться от каких бы то ни было претензий, что со своей стороны он может что-нибудь предложить Богу. Ни у одного человека, даже самого величайшего подвижника, который прошел каторги, лагеря и так далее, нет права предъявить Господу весь список своих добродетелей и сказать: «Господи, а только попробуй теперь не пусти меня в рай, я обращусь в Гаагский суд». Это невозможно. И чем выше накал напряжения в подвиге, чем больше самость разрослась, тем более жесткая будет ночь души.

Я бы даже эту ситуацию попробовал транслировать на то, что происходит сегодня. Да, сейчас острый кризис, в первую очередь кризис собственной идентичности, в том числе у народа. Сегодня все ищут ценности, смыслы, ищут, что нас отличает от других народов, от других общностей. И это замечательно, потому что сразу показывает: ребята, у нас не всё так хорошо, как нам казалось. Можно сказать, что мы сейчас тоже входим в ночь души, где как раз таки Бог начинает действовать беспрепятственно и сам человек не пытается «помочь» Ему.

— А на что нам в этой ночи ориентироваться? Когда рушатся ценности, когда каждый день потери, когда ты открываешь новости и понимаешь, что лучше бы их закрыть… 

— У нас один и тот же Христос «вчера и днесь, Той же и во веки». Он куда-то испарился, перестал быть живым и действующим в Своей Церкви? Церковь развалилась? Какие у нас есть основания говорить, что Христос исчез? Если мы Его не видим, это не значит, что Его нет. Неужели вы думаете, что предыдущие поколения не оказывались в такой неопределенности? А люди, которые прожили революцию, другие войны — и не только наши соотечественники, но и в других странах? Всегда были острейшие напряжения, которые, как правило, выражались в вооруженных кризисах. Но Христос — Он и здесь, и там, и там, и там.

Поэтому наша задача найти тональность Христову, у нас есть камертон — Евангелие.

Читаем, смотрим, что ближе, что не ближе. И это, по идее, должно нас выталкивать к настоящему покаянию. Я вижу во всём, что сейчас происходит, мощнейший призыв свыше именно к покаянию — не от мозгов, не фиктивному, не за грехи других людей, а покаянию как радикальному развороту всей жизни и ее переустройству.

Пока мы к этому, я думаю, далеко не все готовы. Народ должен прийти в такое состояние, когда упадет перед Богом ниц и скажет: «Господи, я не справляюсь! Я не понимаю, как выбраться самому. Нет ни понимания, ни сил. Отдаю себя целиком, без остатка, Тебе в жертву — делай со мной всё что хочешь, но я так больше не могу. Я не хочу идти дорогой смерти, которою шел до этого». Пока мы только на пути к этому. Но надеюсь, что всё-таки это произойдет.

«Христос рождается, чтобы мы могли Его убить»

— Есть ощущение опустошенности за этот год. И вроде надо в храм пойти на Рождество, но в то же время понимаешь: чтобы эмоционально разделять праздник, нужны силы. А взять-то их где?

— Вы знаете, если мать любит своего ребенка, она ему меняет памперс, даже когда у нее дурное настроение и ребенок на нее написал. В отношениях с Богом такими ситуациями проверяется наша любовь к Нему. Наша любовь — это что? Давай я чуть-чуть тут схожу в храм, помолюсь, а Ты мне как из Своих щедрот отсыпешь всяких утешений, вдохновений, светлых чувств и всего прочего. Вообще, это потребительство из категории: «Господи, можно я Тебя поюзаю?». 

Это если и имеет отношение к духовной жизни, то очень опосредованное. Мы всё-таки на службу ходим не для того, чтобы пощекотать свои эмоции. Это выражение нашей верности Богу. Мы ходим, чтобы прикоснуться к стихии богослужения. Не мы Богу служим, Бог служит нам, и Он нас зовет. Приходите ко Мне на пир, побудьте рядом со Мною, как Он говорит Своим апостолам в Гефсимании. 

Мы хотим побыть рядом с Богом, даже если у нас для этого нет ресурса. Даже если мы, как апостолы, скорее склонны пойти поспать, потому что уже сил никаких нет, а мы всё равно идем на службу, потому что именно здесь мы с гораздо большей вероятностью можем выполнить это желание Бога. Причем там ничего не говорится о всяких утешениях, о духовных плюшечках… Просто побудьте со Мною. Христос хочет, чтобы мы чаще были рядом с Ним. Точка.

— Да, но вот мы приходим и слышим: «Слава в вышних Богу, и на земле мир». А ты понимаешь, что на земле не мир и есть люди, которым не до ликования и не до веселья сейчас. Как вот это совместить? 

— Ну а когда на земле был мир? Его никогда не было — ни до Христа, ни после. Всегда были войны в той или иной части земного шара, всегда лилась кровь, всегда было насилие. И что? Это всё обессмысливает подвиг Христа? Нет.

На земле мир наступает с приходом Христа в том смысле, что смерть как таковая перестает быть бетонной стеной, о которую мы разбиваемся.

Всё христианство можно свести к трем словам, из которых два будут одинаковые: смертию смерть поправ.

Именно здесь открывается тайна работы Церкви с прирученной смертью. Если смотреть на смертность как ущемление и уменьшение всего, что связано с жизнью как таковой, то нетрудно заметить, что только смерть дает жизни рамки и только об смерть человек может полноценно жить. 

Вот свеча, когда она живет? Когда ее зажгли. Как только ее зажгли, запустили процесс ее убийства. Ее убивают ради того, чтобы получить свет. Церковь в этом смысле дала человечеству через победу Христа над смертью такую, условно говоря, универсальную вакцину. Мы погружаемся в Христову смерть символически и реально приобретаем иммунитет против смерти, об которую разбиваются любые наши помыслы и желания. Она перестает быть самым главным врагом. Она никуда не исчезла, но превратилась в инструмент, прикасаясь к которому, жизнь приобретает совершенно другое качество. Смерть становится прирученной. 

Поэтому, мне кажется, сегодня очень хорошее время подумать именно о том, что Христос в яслях рождается в отличие от всех нас не для того, чтобы жить, а для того, чтобы Его убили. Во всей этой рождественской радости важно не забывать, что мы начинаем свое бытие из небытия, чтобы оно никогда не закончилось. Христос приходит к нам не из небытия, Он приходит из божественного бытия, чтобы мы могли Его убить. И это смысл Рождества. Бог готов на это пойти ради того, чтобы мы все жили, чтобы избавить нас от главного врага и главного препятствия, без преодоления которого наша жизнь становится пустышкой. Бог приносит Себя в жертву — нам приносит эту величайшую Жертву — и более того: позволяет нам даже ее не принять! Никакого принуждения — полная свобода. Это то, что, действительно, повергает в шок. 

— Если ты хочешь пойти на Литургию, но при этом боишься услышать с амвона нечто, что противоречит духу христианства, ходить или нет? Особенно если один храм на много-много километров в округе. 

— В храм мы же приходим не для того, чтобы послушать батюшку. 

Мы приходим, чтобы побыть рядом со Христом, проверить себя вот этим прикосновением к службе, к другим верующим, к общине. 

И там всякое может быть. Да, батюшка может и какую-то ерунду сказать с амвона, может выступить, условно, с политически окрашенным заявлением, которое для кого-то из прихожан окажется абсолютно неприемлемым. 

Ну и что? Он же не проповедует антихриста. Он же не призывает к политическим действиям. Любой взрослый человек в состоянии отделять то, что приемлемо для него и что ему на пользу, от того, что говорит священник: «Ну это, конечно, замечательно, но, простите, это не мое». Какие проблемы?

«Дыхание Божие в ноздрях своих»

— Как радоваться Рождеству тому, кто всё потерял? Родных, свой дом… или оказался очень далеко от дома.

— В самую темную ночь звезды сияют ярче всего. Когда мы оказываемся в ситуации вот этой самой темной ночи души, Бог никуда не исчезает, но меняется ракурс нашего восприятия Бога. И я глубоко уверен, что здесь самое главное, что может сделать человек, — не пытаться искусственно в себе эту радость раскачать: пришло Рождество, я должен сам себя накрутить, чтоб радоваться, хотя я не очень понимаю, чему мне радоваться, когда я всё потерял. Стоит распахнуть свою душу навстречу Богу с одним большим вопросом: «Господи, а что происходит?». И просто попытаться принять, услышать, распознать Его ответ.

Одна из моих прихожанок как-то обратила внимание на небольшую фразу из книги Иова, когда к Иову приходят его друзья — они очень правильные, их голова работает исключительно в категориях праведности/неправедности, греха и правильных поступков. Они считают, что не бывает такого, чтобы праведник вот так страдал, и начинают убеждать: «Слушай, ну ладно уже, всё, давай колись, рассказывай, что на самом деле ты делал, о чём мы не знаем, за что тебя Бог так жестко наказывает». А Иов отвечает: «Вы ли будете мне говорить, когда я чувствую Бога в ноздрях своих?»

Ощущение Бога в ноздрях — это очень сильно. Я абсолютно уверен, что люди, которые оказались лишенными крова и близких, помощи, чей уклад жизни полностью сломался, не могут не почувствовать дыхание Бога в ноздрях своих. Это другое качество отношений между человеком и Богом. 

— Если тебе кажется, что случилось что-то непоправимое и жить дальше с этим будет очень сложно, как быть?

— Довериться в том числе и в этом Богу. 

Не надо никаких надуманных решений. Всё, что мы надумаем наперед, как правило, не работает.

Скорее, это имеет психологическую природу: нам жутко хочется обезопасить весь периметр вокруг себя своими представлениями, чтобы мы вышли из неопределенности. Но это попытка создать закрытую систему. 

Это замечательно описал Льюис в «Расторжении брака», когда в аду люди находятся в домиках, но эти домики мгновенно появляются по первому желанию и создают только иллюзию. Человеку там комфортно, ему кажется, что у него в жизни всё управляемо, предсказуемо, но проблема в том, что пока человек эту иллюзию сам не разрушит, Бог туда не будет вламываться. Нужно оставить какой-то зазор, какое-то окошко открытым. 

— Как выйти из отрицания, когда ты с этим смириться не можешь, и вернуться к более-менее нормальной жизни? 

— Я бы очень советовал людям, которые оказались в ситуации горя, познакомиться с замечательной работой Фёдора Василюка «Пережить горе». Он очень грамотно и обоснованно показывает, что основная проблема преодоления горя — это как раз таки проблема отпускания ситуации, которая для тебя разрушительна, отпускания близкого человека, которого ты потерял.

И главная боль — именно боль разотождествления себя настоящего с собой в прошлом. Потому что человеку в состоянии горя жутко хочется вернуться назад, застрять там, но он должен своими руками провести это разотождествление: я нынешний и я предыдущий — не одно и то же. Тот период, который был в моей жизни, условно говоря, с тем человеком, его здесь уже нет и не может быть, он остался там.

Я должен посмотреть на прошлое как на своего рода добрую память. Очень хороший пример здесь — пример прославления святых. Мы святых, в общем-то, тоже потеряли, но мы помним их, а не себя рядом с ними. И тогда они эстетизируются в нашем сознании, становятся, условно говоря, иконами, которые мы можем повесить у себя на стенку. Смотря на них, мы можем общаться, применять на себя их опыт. В такой ситуации это перестает быть травматичным и разрушающим.

Человек в кризисе горя — это рожающая женщина, которая на стенку лезет от боли родовых схваток. Она будет кричать: «Вколите мне что-нибудь, потому что это невыносимо, я умру от боли». А хороший врач или акушерка ей скажет совершенно другое: «Ты давай тужься». Потому что, если ты не будешь тужиться, ты ребенка убьешь и себя погубишь. 

Женщина, которая рожала, знает, что такое смерть. Она впускает в себя смерть, готовность умереть ради того, чтобы жил ребенок, и через это она становится матерью.

На панихиде мы слышим слова «надгробное рыдание, творяще песнь: Аллилуйя». В этих пяти словах и заключен весь смысл работы горя. Надгробное рыдание — оно должно быть, это крик души, он должен начать творчески работать. Всё это должно привести не к отрицанию, не к отчаянию, а к благодарности Богу за всё, что происходит. Это внутреннее перерождение в процессе работы горя, наверное, и есть самое главное достижение человека, который через нее прошел.

«Последние времена — это прекрасно»

— Что делать со страхом неопределенности в будущем?

— Вы знаете, когда вообще ничего не понятно, это чудесное состояние! 

— Не очень.

— В игре го (китайская настольная игра. — Прим. ред.) есть такое правило: не определяться без необходимости, потому что любой ваш шаг очень жестко сужает диапазон дальнейших вариантов. И если нет явной необходимости принять какое-то решение, ситуацию лучше оставить подвешенной. 

Например, абсолютно универсальный рецепт. Поступая в семинарию, многие мучаются вопросом: «А вот сейчас же быстро пролетят эти четыре года, и мне надо будет либо в монастырь пойти, либо жениться. А как понять, куда я больше склонен?» И самый правильный ответ — позволить человеку жить в этой неопределенности. Когда он не исключает возможности ни того ни другого, в какой-то момент у него начинает вырисовываться внутренняя очевидность.

И здесь то же самое. Мы очень любим бежать впереди паровоза. А не надо бежать, надо принять данность и эту тревогу неопределенности разрешать верой. Чем большую неопределенность мы можем переносить без внутреннего распада, тем наша вера крепче. 

Ведь Пётр, когда Спаситель сказал ему идти по водам… Представьте, в какую жуткую неопределенность он попал! Он же вообще не понимал, что дальше будет. А вдруг сейчас Христос возьмет и так же, как Он появился, так же внезапно и исчезнет? Но до тех пор, пока Петра эти мысли не одолевали, пока он просто смотрел на Христа, он шел. Как только он увидел: «Боже, какие тут волны», сразу начал тонуть. Потому что он впустил в себя определенность, а она заключалась в том, что вокруг вообще-то шторм.

— Сейчас всё чаще говорят о последних временах. Что вы думаете про это?

— Так это прекрасно! Последние времена побуждают к тому, чтобы актуализировать свою веру, начать еще серьезней, глубже относиться к вещам, которые в «непоследние времена» кажутся второстепенными. Поэтому вспоминаем притчи про судью, про господина дома, который приходит неожиданно… Это чудесная божественная педагогика, которая, наверное, усиливается именно в те времена, когда мы поддаемся мороку, что у нас всё в порядке, всё управляемо и что, по крайней мере, хотя бы на несколько десятков лет у нас гарантированно есть стабильное положение. Вот тогда что-то такое прилетает — и не оставляет камня на камне.

Прекрасно, принимаем и относимся к этому периоду как к нашим последним временам. И помним, о чём скорбит каждый человек, когда он умирает.

Скорбят не о том, что не добились каких-то успехов на работе или не заработали очередную яхту, квартиру.

Все скорбят о том, что мало времени проводили с близкими, не так много заботились о своих детях, родителях, что не прочитали какую-то книгу, которую всю жизнь хотели прочитать, но смотрели на это как на развлечение, что не видели каких-то потрясающих шедевров живописи или не послушали какую-то музыку… То есть всё то, что в той или иной степени является отражением божественности.

Как правильно себя вести в ситуации, когда апокалипсис уже опускается на землю, показывает фильм «Не смотрите наверх». Надо просто оставаться человеком. А человеком можно оставаться, только когда ты любишь, когда рядом с тобой есть близкие, когда они тебя отогревают и ты их тоже отогреваешь своим теплом. Это самое главное.

Есть такие фотографии, по-моему, это раскопки Помпеи… На одной из них запечатлены два скелета: понятно, что в момент, когда происходила катастрофа, они просто обняли друг друга и никуда не отпускали до последнего издыхания. Мне кажется, это очень сильный образ и пример того, что любовь — она сильнее смерти.

— О чём бы нам хорошо себя спросить перед Рождеством?

— Я бы спросил себя о том, что в первую очередь я бы ждал от пришедшего в мир Богочеловека. Представить себе, что я не знаю библейской истории, не знаком с Евангелиями и вся история дальнейшей жизни Христа Спасителя мне неизвестна. Вот я бы попробовал сделать такой эксперимент, всё это как бы забыть. Зная только то, что Бог соединился с человеком и пришел в этот мир, чтобы его спасти, что бы я хотел, чтобы Он сделал? А дальше уж каждый для себя ответит на этот вопрос… 
Источник: Правмир