«Плох тот христианин, который не мечтал быть монахом»: интервью с ректором Академии епископом Звенигородским Кириллом

— Владыка, благодарим, что согласились на интервью. Давайте сначала определим, что такое монашество?

— Церковь понимает монашество, прежде всего, как сохранение духа первых христиан, которые были истинными учениками Христа и готовы были идти за Господом в любое место, на любое служение. Монашество есть подражание апостольской ревности, которая по схождении Духа Святого была укреплена особенным образом. Как говорил апостол Андрей Первозванный, «если бы я боялся креста, я бы не проповедовал его».

И, кроме того, это подражание не только апостолам, но и Самому Христу Спасителю и Божией Матери, Которые являют нам пример такой жизни, которая полностью посвящена служению делу Божиему без разделения людей на самых близких и далеких. Рассмотрение всего человечества как единого Адамова рода. Поэтому монашество — это дух разумной ревности о славе Божией, соединенный с желанием послужить Богу и людям.

«Монашество — это дух разумной ревности о славе Божией».

Хотя, конечно, этот дух проявляется по-разному. В том числе и в пустынничестве, и в отшельничестве, когда служение людям внешне вроде бы не видится. Но тем не менее, как говорил старец Силуан Афонский, благодаря таким молитвенникам стоит весь мир. Может быть, их всего несколько, таких людей, молитвы которых настолько сильны пред Богом, что они сохраняют благобытие всего мира.

— Один из главных покровителей нашего Сретенского монастыря — это священномученик Иларион (Троицкий). Он очень любил Московскую духовную академию, был самым молодым профессором своего времени и даже какое-то время занимал должность инспектора Академии.

— И полгода был временно исполняющим обязанности ректора (улыбается).

— Сретенская академия фактически часть Сретенского монастыря, а Московская духовная академия, как и Санкт-Петербургская, где Вас с братом, отцом Мефодием, постригали, всё-таки несколько отделена от Лавры. Так что существуют некоторые различия между «лаврскими» монахами и «академическими». На Ваш взгляд, в чем особенность «академического», «ученого» монашества?

— Особенность, конечно, в том, что монах-ученый гораздо больше времени уделяет изучению книжной премудрости. И хотя можно смело сказать, что монастыри всегда были центрами образования, переписи книг, собирания и хранения библиотек, тем не менее с появлением именно духовных школ возникла необходимость, чтобы многие преподаватели и администрация были людьми, которые полностью посвятили себя Богу, а также науке как таковой, образовательному и воспитательному процессам.

Есть такая тенденция у монастырских монахов: считать, что ученые монахи не совсем соответствуют идеалу монашества — слишком много у них научности. Но на самом деле, я всегда подчеркиваю, монах как раз должен быть открыт любому послушанию, может нести и физические, и научные труды. Если он всё это посвящает Господу и Его Святой Церкви, то тогда в какой-то степени становится вторичным, чем именно он занимается.

Монах призван быть причастным бесстрастию, что достигается через навык отсечения своей воли. При достижении, с Божией помощью, даже самых начальных стадий бесстрастия, ему становится радостно в любом труде, каким бы он ни был: физический монотонный труд или научный труд, который тоже часто бывает монотонным. А потому я думаю, что у классического и ученого монашества всё-таки больше общего. У настоящего монашества. У тех иночествующих и монашествующих, которые стараются в себе поддерживать дух посвящения себя Богу и Его Церкви. Строго говоря, мы имеем отрицательные примеры и в классическом, монастырском, и в академическом монашестве. И, наоборот, ярко положительные образцы тех, кто более-менее приближается к высокому идеалу монашеской жизни.

«У классического и ученого монашества всё-таки больше общего».

Что касается меня с отцом Мефодием, мы сначала просто хотели уйти в монастырь и стали учеными-монахами только за послушание, именно потому, что духовник сказал, что современные монахи должны быть учеными.

Думаю, что в этом слове нашего старца отца Иоанна Миронова отражается призвание монашествующих в современном мире. Даже если монах не находится в духовной образовательной организации, он всё равно должен быть причастен и научной, и богословской традиции. И со многими современными научными достижениями тоже должен быть знаком.

— Как Вы считаете, насколько важно монашествующим быть образованными и каким должен быть средний уровень образования монахов?

— Как раз продолжу мысль отца Иоанна, почему современный монах должен быть образованным. Это связано с тем, что мы живем в информационную эпоху и люди зачастую (и во многом это справедливо) считают, что тот, кто не обладает информацией, не обладает и ключом к пониманию того, каково назначение человека. Нередко если современный человек видит, что тот, с кем он общается, не знаком со многими даже простыми вещами, которые для образованного человека известны, то собеседник теряет в его глазах авторитет.

Образованность важна в двух смыслах. Во-первых, чтобы иметь авторитет и показать, что ты действительно следуешь пути Евангелия не просто потому, что больше ты ничего не знаешь. Этой традиции, можно сказать, придерживались и святые отцы. Например, святые Василий Великий и Григорий Богослов, которые знали «две дороги» — в библиотеку и в храм. Мы знаем, что святитель Василий Великий впоследствии несколько сожалел, что слишком много времени потратил на светскую премудрость, но тем не менее она пригодилась ему при развитии богословских формулировок, которые необходимы были в то время, в ту эпоху.

Во-вторых, образованность нужна для монашествующего еще и потому, что сейчас всё-таки эпоха развитой цивилизации. Есть, конечно, монастыри в сельской местности, где монахи очень сильно заняты трудами физическими, но постепенно объем физического труда сокращается и даже в сельском хозяйстве появляются новые приспособления. Освобождается время, и монашествующие призваны использовать его для того, чтобы как раз ознакомиться со всей историей Церкви, житиями святых, со всей святоотеческой мудростью. Добавляя сюда некоторые знания и светские, которые помогут нам прославлять Бога и свидетельствовать о Боге и о вере перед людьми малоцерковными.

Для самого монаха образование важно и в плане того, что он не всегда может и не всегда ему посильно пребывать только в молитве. А образовательная деятельность и накопление знаний в свою меру (у каждого она своя) является частью того труда, который Господь Бог благословил Адаму и Еве: «Волчцы и терния произрастет тебе земля», «в поте лица твоего будешь вкушать хлеб свой» (Быт. 3:18–19). Преподобный Макарий Великий говорит, что этот пот не только физический, но и пот умственного и духовного труда, который каждый христианин, и особенно монашествующий, должен пролить в прохождении пути богопознания и самопознания.

— Владыка, Вы долгое время окормляли студентов, в том числе иностранных, в Санкт-Петербургской духовной академии, были ректором в Николо-Угрешской семинарии, а теперь несете послушание ректора Московской духовной академии. Вы наблюдаете процесс, когда семинарист выбирает и проходит свой путь. Всегда ли это «протоптанная дорожка», по которой он понимает, что ему нужно идти?

— Я бы сказал, что есть очень разные по складу характера семинаристы. Есть люди, которые приходят, еще не до конца осознав тот выбор, который они делают. И зачастую настоящее взросление вот такого семинариста происходит с течением самого обучения и началом практической приходской жизни в каком-то уже новом статусе, не просто алтарника, чтеца или пономаря, но и диакона, священника. 

Один старый священник нашей Академии, который многие годы там преподавал, — протоиерей Александр Кудряшов, у которого самого пять сыновей — священники, а пять дочерей — матушки, — говорил, что он много видел семинаристов, у которых еще незрелое духовное состояние. Но постепенно, шаг за шагом, если у них не потерян внутренний стержень страха Божиего, эти молодые люди приобретают действительную серьезность, осознанность, ответственность и становятся хорошими пастырями.

Но есть и те, которые этого стержня не имеют, и таких чаще всего приходится отчислять в процессе обучения. Оказывается, что человек всё-таки так и не понял, куда он пришел, и у него нет внутри того, на что можно опереться. Таким мы просто говорим: тебе лучше быть хорошим прихожанином, хорошим мирянином, не брать на себя то, что, ты сам чувствуешь, не твое.

И, наконец, есть те, которые очень зрелые и, можно сказать, радуют и глаз, и сердце своим отношением ко всему, что происходит: и к учебе, и к послушаниям, а также участием в каких-то новых, дополнительных, совершенно необязательных проектах. И таких, может, даже надо удерживать, чтобы они не слишком быстро бежали и не слишком много на себя взваливали. Это такая категория студентов, в которых уже видишь реальных деятельных пастырей, которым не надо ничего напоминать. Они и сами, скорее, могут поднять дополнительные труды и заботы о ком-то еще, не только о самих себе.

— Владыка, будучи духовником многих людей, которые приняли монашество или еще только желают принять ангельский образ, как Вы видите, как ощущается это призвание к монашеству, как оно в человеке рождается?

— Я обычно говорю, что плох тот солдат, который не мечтал быть генералом, и плох тот христианин, который не мечтал быть монахом.

— Отец Мефодий говорит так же.

— Мы, значит, совпадаем с ним здесь, как и во многом другом (улыбается). В целом, конечно, само по себе рождение мысли о монашестве еще не означает, что человек к нему призван. Бывает, человек хочет послужить Богу и до конца не определился, его мысли в некотором смысле гуляют, раздваиваются, а то и, так сказать, расчетверяются, и он еще находится в поиске. И потом, рано или поздно, всё-таки понимает, что монашество — не его путь.

Либо наоборот, соответственно, если это призвание подлинное, то здесь мы обращаемся к мыслям святых отцов, которые говорили, что тогда можно судить о подлинности монашеского призвания, того чувства, которое появилось в душе человека, когда оно проверено временем и у человека все эти раздваивания прекращаются. Если он стабилизировался на достаточно долгое время и это желание в нем пустило корень и живет полноценной жизнью. Если это желание у него не гаснет, несмотря ни на какие затягивающиеся истории, когда он хочет монашества, но это пока не осуществляется. И если он не начинает куда-то убегать, в другой монастырь, желая быстрого пострига, когда ему говорят: «Ты пока проверяй себя, как положено, и мы проверим тебя».

«Тогда можно судить о подлинности монашеского призвания, когда оно проверено временем».

А это именно такое умеренное, но постоянное желание. Этим проверяется глубина и серьезность того корня, который питает это намерение в душе человека. Так мы определяем с нашей, человеческой точки зрения, насколько оно благословлено Богом.

Но бывают, конечно, какие-то исключения из этого правила. Например, человек думал о другом, но у него умирает жена или муж (невеста или жених) и человек оказывается в состоянии, когда ему не хочется менять ту душевную привязанность, которую он имел или к практически состоявшемуся, или к уже бывшему, или к еще готовившемуся браку. И тогда он хочет посвятить себя Богу, чтобы сохранить верность евангельскому идеалу, по которому брак должен быть единократным. Соответственно, человек неожиданно для себя начинает думать о монашестве (если, конечно, нет детей или они уже выросли). Тогда бывает, что желание монашества рождается неожиданно и может вызреть очень быстро.

— А у вызревания есть срок? И есть ли какой-то средний для всех срок?

— Об этом, конечно, сложно говорить. Преподобный Максим Исповедник говорил, что сроки очень относительны и за одно и то же время душа одного человека может измениться очень сильно, а душа другого человека даже за десятикратный срок не изменится так, как душа первого.

Хотя в монастырях есть определенные сроки, но они носят относительный характер. Всё равно главное решение остается за духовником, или игуменией, или за ними обоими, потому что в принципе каждый случай достаточно индивидуален.

Мы знаем пример, когда преподобный Пахомий Великий поставил преподобного Феодора Освященного вместо себя, хотя по возрасту тот был моложе монахов, которые многие годы жили при Пахомии. Это вызвало возмущение более старшей братии. На это Пахомий отвечал: «Если вы доверяете мне, то доверяйте моему благословению».

В целом это время должно быть не меньше трех лет, в основном так. Хотя мы с отцом Мефодием в том круге, в котором общаемся, думаем, что всё-таки это время должно быть несколько больше и приближаться годам к пяти или семи. Но, конечно, эти сроки всё равно очень индивидуальны.

— Что Вы посоветуете тем, у кого есть мысли о монашестве?

— Прежде всего я бы посоветовал знакомиться с разными монашескими святоотеческими традициями: и русскими, и греческими. Особенно с наставлениями тех иноков святой жизни, кто жил недавно: это и оптинские старцы, и глинские, и псково-печерские. Прославленные и непрославленные монашествующие подвижники святой жизни XIX–XX веков, от которых осталось очень много наставлений и рекомендаций.

Конечно же, обязательно достаточно плотно общаться со своим духовным наставником, проверять свои мысли и самооценку с ним. Соответственно, получать от него более конкретные духовные задания для постепенного своего развития.

Кроме чтения, безусловно, нужно согласовывать с духовником меру молитвы и меру служения ближним, в которых мы проверяем свою зрелость или видим свою незрелость. Читая много святоотеческих книг и находясь в уединении и молитве, легко представить себя как человека уже достаточно духовного. А столкнувшись с какими-то, даже мелкими неприятностями в общении с ближними, мы быстро ощущаем свое несовершенство, что очень полезно для начинающего трудника, послушника, инока.

И, конечно, нужно соблюдать некий золотой темп. Не слишком оставлять всё на потом, но и не слишком бежать, чтобы темп духовного бега был размеренным. Ведь когда кто-то бежит марафон, он должен выбрать темп средний, чтобы не выдохнуться на первой половине или в середине дистанции.

Беседовала Анна Голик
Источник: Официальный сайт Московского Сретенского монастыря