Дисциплина в Церкви никогда не была неподвижной

Дисциплина в Церкви христианской не могла быть, и не была на всём пространстве церковной истории совершенно неподвижной, без количественных и без качественных изменений, как нечто, однажды навсегда данное для хранения в одном и том же виде и объеме. В числе ее постоянных свойств было то, что можно назвать не иначе, как ее развитие. И это свойство дисциплины с очевидностью обнаруживалось всегда, с самого начала существования Церкви. 

Не противно будет понятию об истинной Церкви, «допускавшей это развитие со стороны дисциплины» (преосв. Сильвестр), признавать, что и в будущей исторической жизни Церкви окажутся необходимы дисциплинарные изменения, если только не предположить невозможного: наступления, так сказать, омертвения жизнедеятельности Церкви, или же если допустить, что все частные Церкви, все возможные Церкви будущего решительно не могут и не будут иметь никаких местных особенностей, требующих соответственного приспособления. 

В то же время это развитие Церкви со стороны дисциплины нельзя представлять себе так, как будто оно ранее совершалось и всегда может совершаться путем простого умножения количества определений дисциплинарных, то есть, введением в практику Церкви новых определений без какого-либо изменений дисциплины существующей, и без изменения церковного строя в той его части, которая не составляла учреждения богоустановленного. 

Изменений дисциплины, совершившихся в течение всей истории Церкви, как факта, невозможно отрицать, и эти изменения, притом, как увидим, не были такими, что допуская их, или при них, Церковь была безучастной зрительницей изменявшегося строя. Эти изменения постепенные, незаметные, непроизвольные и непредотвратимые: нет, они часто совершались при прямом и непосредственном участии церковной власти, очевидно, прилагавшей здесь ясно сознаваемое право. И право это считалось одним из драгоценных прав Церкви, дарованных ей в самом ее божественном установлении, обеспечивающих ее истинную свободу, содействующих достижению ее целей и охраняющих ее истинные интересы. 

Поэтому «новые каноны» в Церкви были и будут не свидетельством о произволе, по временам вкрадывавшемся будто бы в Церковь, и не свидетельством изменения коренных начал ее существования, а выражением полноты жизни Церкви. Жизни, которая выражается, между прочим, и в заботе церковной власти о соответствии дисциплины наличным потребностям верующих, живущих в постоянно, но, конечно, не в противность воле Провидения, изменяющихся внешних условиях, которые создают часто и новые вопросы, имеющие соприкосновение с вопросами чисто церковной жизни.

Если посмотреть на дисциплинарные определения известных в истории Соборов, то до́лжно будет сказать: едва ли существует хотя один Собор, который между всеми постановлениями не имел бы такого, целью которого было изменение существующей дисциплины, установлению нового факта, поправку к действующей дисциплине и т. п. И это было в приложении к предметам разнообразного достоинства, – начиная от предметов важности совсем незначительной до предметов важности бесспорной.

Всё это приводит к тому заключению, что в отношении к вопросу об условиях и пределах изменяемости церковной дисциплины и теоретически правильным, и исторически оправдываемым принципом должно быть признано положение: «Cохранять хорошее прежнее и прибавлять к нему хорошее новое – вот закон жизни» (прот. Чистович). 

Из статьи «Вопросы об изменяемости церковной дисциплины» профессора МДА Василия Фёдоровича Кипарисова, опубликованной в журнале «Богословский вестник» в 1897 году