Nikolai Konstantinovich adopted us with with his theology

Апостол Павел когда-то сказал: «Много у вас наставников, но не много отцов» (1 Кор 4:15). Это очень верно. Многие из нас здесь стоящих ощущают некое внутреннее сиротство, потому что Николай Константинович был не просто преподавателем, не просто наставником, но был отцом. Отцом, потому что он действительно усыновлял. Не физически, конечно, потому как физически это место всегда было и будет занято его родными детьми. Но усыновлял духовно, усыновлял даже не философией, а любомудрием и, если мы пойдем еще глубже, богомыслием.

Многие знают, что его электронная почта содержала слово «богомысл» (bogomysl). Он именно так себя и ощущал. В это богомыслие он стремился рождать тех, кто этого желал. Всякому, кто был готов, он открывал свое сердце, и открывал искренне.

Говорят, что незаменимых людей нет, но это неправда. Будут другие люди, будут другие преподаватели, но это место уже не будет занято. Оно будет его, потому что люди никогда не заканчиваются, они вечны. Заменить можно механизм, его части, винтик, а Николай Константинович никогда винтиком не был и никогда не был частью механизма. Он всегда был личностью и всегда к личности обращался. В каждом он видел личность.

Сколько бы я ни встречал упоминаний в эти дни в интернете, сколько бы мы все не вспоминали наше общение, я всё время видел одно и то же его удивительное свойство — в каждом видеть человека. Для него не было преподавателей и не было студентов, но были люди, с которыми он искренне общался. Это общение было тем удивительнее, что в разговорах и обсуждениях он всегда сохранял подлинную верность Православному Преданию и в то же время являл столь же подлинное философское дерзновение.

Он никогда не коснел в каких-то формах, он всегда искал, потому что подлинное богословие и богомудрие — это поиск, постоянное взыскание Небесного Царства. Как верно заметил отец Александр Задорнов, он действительно всё время говорил, что «подлинная философия есть деятельная любовь». Многим кажется, что философия — это что-то теоретическое. Но почивший всей своей деятельностью показывал, что философия, как подлинное богословие, — это «делание о Христе». Думаю, что это самое главное, о чем он пытался сказать студентам.

Имена, идеи, даты — всё это было в его преподавании вторично. Первое, что он объяснял студентам, это то, что если уж они пришли в Духовную школу и собрались заниматься богословием и быть пастырями, то богословие должно стать для них не теоретическим знанием, но деятельной любовью. И если мы хотим почтить его память, лучшим поступком по отношению к нему будет распространение этой мысли.

Нам, конечно, очень тяжело. Но служба погребения содержит три основные мысли: молитва о почившем ближнем, память смертная и память о воскресении мертвых. Это очень важно. Мы скорбим, но мы верующие люди. И Николай Константинович был верующим. Мы верим, что человек рождается вечным. Смерть — печальная и страшная пауза, которая закончится воскресением и встречей. На эту встречу я надеюсь. Надежда не дает скорбеть очень сильно, она делает мою печаль светлой. Я верю, что за этим расставанием будет встреча во свете Христовом, к которому мы стремимся, и в котором Николай Константинович уже пребывает. Аминь.

Слово иерея Стефана Домусчи на отпевании профессора Московской духовной академии Николая Константиновича Гаврюшина 16 августа 2019 года