Moscow region, Sergiev Posad, Lavra, Academy

title image

Священномученик Александр Туберовский

Христианство – пережиток прошлого?

С точки зрения современного воинствующего атеизма, религия вообще и христианство в частности представляет собою пережиток, который вместе с произведшим его строем подлежит уничтожению. В теоретическом отношении религия по этому взгляду есть плод недомыслия, попытка детских умов объяснить себе загадки природы, понять происхождение миpa, определить в нем свое место и т.д. В практическом отношении религия оказывается продуктом общественного настроения, вернее – буржуазно-капиталистического строя, в котором угнетенные классы, лишенные средств существования, всю свою надежду возлагают на Бога и будущую жизнь, где чают найти совершеннейший порядок. 

Насколько ложно первое утверждение, что религия является теоретическим недомыслием, можно видеть из бесчисленных примеров ученых, при всей своей высокой интеллигентности не отказавшихся от религиозной веры. Приведенные в книгах Деннерта и Табрума многочисленные отзывы умерших и современных ученых показывают, что корифеи научного знания, за весьма редкими разве исключениями, всегда были религиозными. Наоборот, тем ниже уровень интеллигентности, особенно при поверхностном дилетантском отношении к науке, тем меньше серьезности можно наблюдать и в отношении религии. Неверие всегда плодится в недалеких умах с узкими горизонтами, не имеющих силы совместить религию и науку, как две совершенно отличные, касающиеся друг друга лишь в немногих точках области. 

Посмотрим теперь, насколько правильна оценка религии в другом из указанных направлений, т.е. практическом. Прежде всего требуется отметить, что религия не есть исключительно продукт и фактор общественной жизни. В неменьшей степени она является личными делом; недаром ведь свобода совести, предоставляющая каждому веровать и молиться по-своему, есть именно свобода в религиозном отношении. Поэтому отказаться от религии — не значит отречься от известной политической партии, а такой отказ может обозначать собою только или вместе с тем отречение от известной группы идей и переживаний, потерю человечности в угоду партийности. 

Всякий человек, помимо того, что он является, по мнению Аристотеля, «общественным животным», с нивелированной социальной организацией физиономией, он представляет собою живую творческую личность, страдающую или захлебывающуюся от радости, борющуюся с недостатками и в этой борьбе падающую или побеждающую. Отрекаться от внутренней жизни — значит делаться каким-то автоматом, механизировать себя, входить в жизнь каким-то бездушным атомом. Наоборот, принимать жизнь во всей полноте и богатстве психического содержания – значит чувствовать себя живым членом человеческой семьи, одною из бесконечных монад космического целого, микроскопической, но всё же одушевленной клеточкой вселенной. 

В этом смысле религии принадлежит первое, самое почетное, место. Она больше, чем наука, искусство и мораль, поднимает человека над пошлостью жизни, над серенькой действительностью, со всей ее классовой борьбой и партийными интересами. В ней человек находит свои глубочайшие радости и ею излечивает самые жестокие душевные муки. Отсюда он получает неистощимый запас энергии, решение беспокоящих ум «проклятых», по выражению Надсона, вопросов, и здесь же, наконец, он научается ценить жизнь, как наибольшее земное благо. Но это только субъективная сторона индивидуальной ценности религии.

Помимо нее есть еще объективная сторона, которой человек обращен к внешнему, существующему помимо него миpy. Пусть человек отрицает Бога, загробный мир, самое существование души и т.д., но не может же он, не дойдя до крайней степени безумия, отвергать великий по своему значению, как прекращающий жизнь на земле в качестве обитателя этой планеты, и всеобщий факт смерти; рано или поздно, хочет этого человек или не хочет, он сталкивается с ним. 

Если, благодаря таинственности будущего, сокровенности могилы, если, как говорят сами атеисты, никто не приходил из загробного миpa, мы не знаем, что ожидает нас после смерти, если поэтому одинаков риск продолжения существования за гробом и окончания его вместе со смертью, то гипотеза отрицания бессмертия имеет, во всяком случае, не больше шансов на вероятие, чем противоположная вера в посмертную жизнь, и принятие того или другого положения зависит исключительно от свободы каждого, от соответствия его прочим убеждениям той или другой личности. Как же атеизм хочет, чтобы все люди одинаково приняли гипотезу, отрицающую бессмертие, раз она сама по себе не имеет в себе никакой логической или моральной принудительности? Не значит ли это – навязывать человечеству спорное, а быть может и ложное мнение, возводить в закон и истину предвзятые и, быть может, ошибочные суждения? Возмущаясь против такого насилия над душою, нужно указать далее, что коль скоро мы предоставим каждому иметь свое мнение по этому вопросу, мы тем самым открываем для него возможность содержать известную религию, всего более отвечающую его индивидуальным склонностям, так как всякая религия после всего устремлена на загробную жизнь. Самая свободная от страха смерти – христианская религия одним догматом Воскресения уже имеет эсхатологический интерес.

Если атеист не верит в Бога и не чувствует Его – это еще не значит и не может значить, что Бога нет и все должны быть безрелигиозны, как и он. Если глухой не слышит чудных звуков рояля, на котором разыгрывается восхитительная мелодия Моцарта или Бетховена, ведь это не обязывает других быть глухими и не делает рояль и разыгрываемую на нем мелодию несуществующими, а названных великих музыкантов никогда не существовавшими. 

Многострунный рояль – это одаренная многоразличными талантами душа человеческая, в которой слышится иногда небесная музыка, разыгрывается вдохновенная Божественным Композитором мелодия, и отрицать всё это самому, или внушать на основании собственной глухоты другим подобное отрицание — так же глупо, как в первом случае. Если наша душа подобна разбитому инструменту, на котором не захотел бы играть не только Бетховен или Моцарт, но и плохой, лишь разбирающийся в нотах музыкант, ужели мы должны воспретить музыкальную игру вообще на хороших и посредственных инструментах безразлично, а ведь воинствующий атеизм нашего времени проповедует такое именно запрещение, как последнее слово цивилизации!

Из статьи «Ценность религии» экстраординарного профессора МДА священномученика Александра Туберовского, опубликованной в журнале «Богословский вестник»  в 1918 году.